И боже мой, неужели не ее встретил он потом, далеко от берегов своей родины, под чужим небом, полуденным, жарким, в дивном вечном городе, в блеске бала, при громе музыки, в палаццо (непременно в палаццо), потонувшем в море огней, на этом балконе, увитом миртом и розами, где она, узнав его, так поспешно сняла свою маску и, прошептав: «Я свободна», задрожав, бросилась в его объятия, и, вскрикнув от восторга, прижавшись друг к другу, они в один миг забыли и горе, и разлуку, и все мучения, и угрюмый дом, и старика, и мрачный сад в
далекой родине, и скамейку, на которой, с последним, страстным поцелуем, она вырвалась из занемевших в отчаянной муке объятий его…
Неточные совпадения
Опасность, риск, власть природы, свет
далекой страны, чудесная неизвестность, мелькающая любовь, цветущая свиданием и разлукой; увлекательное кипение встреч, лиц, событий; безмерное разнообразие жизни, между тем как высоко в небе то Южный Крест, то Медведица, и все материки — в зорких глазах, хотя твоя каюта полна непокидающей
родины с ее книгами, картинами, письмами и сухими цветами, обвитыми шелковистым локоном в замшевой ладанке на твердой груди.
Но слушай: в
родине моей
Между пустынных рыбарей
Наука дивная таится.
Под кровом вечной тишины,
Среди лесов, в глуши
далекойЖивут седые колдуны;
К предметам мудрости высокой
Все мысли их устремлены;
Всё слышит голос их ужасный,
Что было и что будет вновь,
И грозной воле их подвластны
И гроб и самая любовь.
Матвею становилось грустно. Он смотрел вдаль, где за синею дымкой легкого тумана двигались на горизонте океанские валы, а за ними мысль, как чайка, летела
дальше на старую
родину… Он чувствовал, что сердце его сжимается сильною, жгучею печалью…
А моя
родина, батюшка,
далекая, город Амченск…
Вспомнил он
родину,
далекую, болотную; холодную «губерню», вспомнил, как ел персики и инжир [Винные ягоды.] в Туречине, когда «во вторительную службу» воевать с туркой ходил…
Меж тем сидит его жена
С работой в сакле одиноко,
И песню грустную она
Поет о
родине далекой...
Его
родина — глухая слободка Чалган — затерялась в
далекой якутской тайге. Отцы и деды Макара отвоевали у тайги кусок промерзшей землицы, и, хотя угрюмая чаща все еще стояла кругом враждебною стеной, они не унывали. По расчищенному месту побежали изгороди, стали скирды и стога; разрастались маленькие дымные юртенки; наконец, точно победное знамя, на холмике из середины поселка выстрелила к небу колокольня. Стал Чалган большою слободой.
Наступит ли вечерний час —
Внимая бури вой жестокой,
«Теперь, — он говорил, — у нас,
На нашей
родине далекой,
Еще тепло…
Впрочем, глушью Ковачицу назвать было бы несправедливо: в ней находился наш корпусный штаб, почтовое отделение — словом, средства узнать что-нибудь, что делается в окружающем мире, а главное, на обоих театрах войны и в
далекой дорогой
родине.
И в голове моей проходят роем думы:
Что
родина?
Ужели это сны?
Ведь я почти для всех здесь пилигрим угрюмый
Бог весть с какой
далёкой стороны.
И офицеров, и еще более матросов тянуло домой, туда, на
далекий Север, где и холодно и неприветно, уныло и непривольно, где нет ни ослепительно жгучего южного солнца, ни высокого бирюзового неба, ни волшебной тропической растительности, ни диковинных плодов, но где все — и хмурая природа, и люди, и даже чернота покосившихся изб, с их убожеством — кровное, близкое, неразрывно связывающее с раннего детства с
родиной, языком, привычками, воспитанием, и где, кроме того, живут и особенно милые и любимые люди.
Была и интересная парочка: молодой лорд и его жена, молоденькая и хорошенькая леди, которые совершали свое несколько
далекое свадебное путешествие — ни более, ни менее, как на Сандвичевы острова, чтобы оттуда потом через Америку вернуться на
родину.
И грубые матросские лица, загорелые и обветрившиеся, эти небольшие, приземистые фигуры, крепко державшиеся на покачивающейся палубе своими мускулистыми, цепкими, босыми ногами, видимо, выражали торжественность настроения и вместе с тем удовлетворенность, что праздник справляется честь-честью и словно бы переносит их туда, на
далекую холодную
родину, напоминая заваленные снегом избушки и маленькую деревенскую церковь.
И ниже тех мест по нагорному берегу Волги встретишь их поселенья, но от Самарской луки вплоть до Астрахани сплошь русский народ живет, только около Саратова, на лучших землях пшеничного царства, немцы поселились; и живут они меж русских тою жизнию, какой живали на
далекой своей
родине, на прибрежьях Рейна и Эльбы…
Прошли многие годы — вдовый дьякон служил себе да служил, а товарищ его, постригшись в монахи и затем подвигаясь
дальше и выше, сделался на
родине владыкой.
Все знали из рассказов юной сербки о её
далекой маленькой
родине, такой безобидной и дружественной, о смелом и отважном маленьком народе.
Побыть бы подольше так, в тишине и покое! Отдаться сладким и грустным мыслям о
далекой любимой
родине, о том незабвенном и дорогом, что осталось позади, там, далеко, на берегу тихого Дуная и милой Савы.
— Дети, — обращается она к остановившимся сразу при её появлении посреди столовой воспитанницам, — дети, то, чего так трепетно ждали эти последние дни на нашей славной
родине и в
далеком маленьком королевстве Сербии, свершилось.
Я невольно поддалась гнетущему настроению. Вот здесь, в этой самой зале, еще так недавно стояла освещенная елка… а маленькая чернокудрая девочка, одетая джигитом, лихо отплясывала лезгинку… В этой же самой зале она, эта маленькая черноокая грузиночка, поверяла мне свои тайны, мечты и желания… Тут же гуляла она со мною и Ирой, тут, вся сияя яркой южной красотой, рассказывала нам она о своей
далекой, чудной
родине.
— Дети! — торжественно произнесла княгиня и слегка выдвинула меня вперед, — вот вам новая подруга, княжна Нина Джаваха-оглы-Джамата. Полюбите ее. Она приехала с
далекого Кавказа и скучает по своей
родине. Постарайтесь развлечь и успокоить ее.
Мне казалось теперь, что я давно знаю и люблю эту рыженькую воспитанницу, так бессердечно трунившую надо мною всего несколько минут тому назад. Ведь она была в Мцхете, она видела мою
родину, мое бирюзовое небо, мои изумрудные долины и высокие горы, подернутые розоватым туманом,
далекие горы с седыми вершинами!..
С первого взгляда можно было безошибочно определить, что ее
родина —
далекий юг, с палящими лучами его жгучего солнца.
Но то, что слито с сей блестящей красотою —
Сие столь смутное, волнующее нас,
Сей внемлемый одной душою
Обворожающего глас,
Сие к
далекому стремленье,
Сей миновавшего привет
(Как прилетевшее незапно дуновенье
От луга
родины, где был когда-то цвет,
Святая молодость, где жило упованье),
Сие шепнувшее душе воспоминанье
О милом радостном и скорбном старины,
Сия сходящая святыня с вышины,
Сие присутствие создателя в созданье —
Какой для них язык?..
Она упомянула Зенону сначала о своей
родине в
далекой Фракии, откуда она была увезена в детстве в Антиохию и выросла там при беспрестанных тревогах по поводу быстрых и частых перемен в положении ее родителей, а потом она рассказала, как была отдана замуж за старого и очень безнравственного византийского вельможу, который понуждал ее к постыдным для женщины поступкам в угоду высшего вельможи, от которого зависело его служебное повышение, и как она воспротивилась этому и много за то претерпела, а потом, когда муж ее умер, оставив ей большое богатство, она, по любви к независимости и свободе, не захотела вернуться в свою эллинскую семью, ибо ей противна подчиненность безгласных в семье эллинских женщин, а переселилась из Антиохии в Египет, где женщины не находятся в таком порабощении, как у эллинов.